Я подождала несколько минут, и когда Грэм наконец посмотрел в другую сторону, я выскользнула из дверного проема. Когда он снова повернул голову и увидел меня, я остро почувствовала, как я иду. От того, как он смотрел на каждый мой шаг, часть меня захотела убежать от него, но другой моей части понравился его жаркий взгляд. Очень понравился. Поэтому я справилась с нервами, начала чуть больше покачивать бедрами и решила, что не стану мышкой для этого кота. Я буду собакой.

– Привет, Грэм! – Я кивнула, остановившись перед ним.

– Привет, Сорайя! – Он копировал мой деловой тон и кивок.

Мы стояли на тротуаре и смотрели друг на друга. Между нами оставалось безопасное расстояние. И это была самая долгая минута в истории минут. Потом он прорычал:

– К черту!

Сделав шаг вперед в мое пространство, он намотал на руку прядь моих волос, наклонил мою голову так, как ему этого хотелось, и прижался губами к моим губам.

Долю секунды я попыталась сопротивляться. Но я была кубиком льда, пытающимся противостоять жару солнца. Это было невозможно. Вместо этого я просто растаяла под ослепительным светом. Если бы он не обхватил другой рукой мою талию, я бы оказалась на асфальте. Мой мозг хотел сопротивляться ему на каждом повороте, но мое тело не могло не сдаться. «Предатель».

Грэм заговорил у моих губ, когда наконец оторвался от моего рта.

– Сопротивляйся сколько хочешь. Настанет день, когда ты будешь просить меня. Запомни мои слова.

Его высокомерие привело меня в чувство.

– Ты слишком занят собой.

– Я бы лучше занялся тобой.

– Свинья.

– И что это говорит о тебе? Ты уже потекла из-за свиньи.

Я попыталась оттолкнуть его руку, обхватившую мою талию, но он только сильнее вцепился в меня.

– Я не потекла.

Он изогнул бровь.

– Есть только один способ это проверить.

– Отвали, Морган.

Грэм сделал шаг назад и поднял обе руки в знак того, что сдается. В его глазах промелькнуло удивление.

Внутри «Зенкичи» оказалось темно и совсем не так, как я ожидала. Японка в традиционной одежде повела нас по длинному коридору, сделанному так, чтобы создавалось ощущение, будто вы на улице. Пол был вымощен камнями и аспидным сланцем, как будто мы шли по дорожке в азиатском саду. По бокам высился бамбук и горели фонарики. Мы прошли мимо арки, ведущей в большой зал, но старшая официантка продолжала идти вперед. В конце коридора она усадила нас в уединенной кабинке, отделенной роскошными плотными драпировками. Приняв у нас заказ на напитки, она указала на кнопку звонка, встроенную в стол, и сказала, что нас никто не побеспокоит, если мы сами не позовем официантку. После этого она ушла, плотно закрыв за собой драпировки. Казалось, в мире остались только мы двое, и не было никакого шумного роскошного ресторана.

– Это красиво, но странно, – сказала я.

Грэм снял пиджак и поудобнее устроился со своей стороны стола, небрежно перевесив руку через край кабинки.

– Сойдет.

– Ты хочешь сказать, что я странная?

– Мы подеремся, если я скажу «да»?

– Вероятно.

– Тогда да.

Я нахмурилась.

– Ты хочешь со мной подраться?

Грэм потянул за галстук, расслабив его.

– Я нахожу, что меня это заводит.

Я рассмеялась.

– Думаю, тебе нужно к психотерапевту.

– После последних нескольких дней мне кажется, что ты, возможно, права.

Официантка вернулась с нашими напитками. Она поставила высокий стакан перед Грэмом и бокал с вином передо мной.

Он заказал джин «Хендрикс» с тоником.

– Джин-тоник – это напиток старика, – заметила я, отпивая вино.

Он покрутил лед в стакане, затем поднес стакан к губам и, прежде чем выпить, посмотрел на меня поверх стакана.

– Вспомни, как на меня действуют споры. Возможно, тебе захочется заглянуть под стол.

У меня расширились глаза:

– Не может быть.

Он фыркнул и изогнул бровь:

– Давай, сунь голову под стол. Я знаю, что ты умираешь от любопытства.

Когда мы оба допили заказанные напитки, мои нервы начали немного успокаиваться, у нас наконец завязался настоящий разговор. Мы не говорили о сексе или шариках в языке.

– Так сколько же часов в день ты работаешь в этом твоем большом роскошном офисе?

– Обычно я прихожу к восьми и стараюсь уйти около восьми.

– Двенадцать часов в день? Это же шестьдесят часов в неделю.

– Это без учета выходных.

– Ты и в выходные работаешь?

– По субботам.

– То есть воскресенье – это твой единственный выходной?

– Иногда я работаю и вечером в воскресенье.

– Безумие. Когда же ты находишь время, чтобы получать удовольствие?

– Я получаю удовольствие от моей работы.

Я фыркнула.

– Мне так не показалось, когда к тебе заходила. Все тебя боятся, и ты отказался открыть дверь.

– Я был занят. – Он скрестил руки на груди.

Я сделала то же самое.

– Я тоже. Видишь ли, мне пришлось ехать с пересадкой, чтобы лично доставить тебе твой айфон. А ты забыл о приличиях и даже не удосужился выйти и сказать мне «спасибо».

– Я не знал, что меня ждет за дверью, иначе я бы обязательно вышел.

– Это был человек. Человек ждал тебя за этой дверью. Человек, который изменил свой маршрут ради тебя. Если бы я была шестидесятилетней замужней женщиной с голубыми волосами, тебе следовало бы выйти и поблагодарить меня.

Грэм вздохнул.

– Я занятой человек, Сорайя.

– Но ты сидишь здесь вечером рабочего дня, и на часах только семь вечера. Разве тебе не следовало бы работать до восьми, раз уж ты так занят?

– При необходимости я делаю исключение.

– Какое великодушие.

Его бровь изогнулась.

– Тебе хочется заглянуть под стол, правда?

Я не сумела удержаться от смеха.

– Расскажи мне что-нибудь еще о себе. Кроме того что ты трудоголик с комплексом превосходства, который пьет изысканные напитки. Об этом я могла догадаться, наблюдая за тобой в вагоне.

– Что ты хотела бы узнать?

– У тебя есть братья или сестры?

– Нет, я единственный ребенок.

Я пробормотала себе под нос: «Ну да, а то я бы об этом не догадалась».